Сердце в подарок - Страница 27


К оглавлению

27

У нее мало вещей, да и те, похоже, приобретены на распродаже. Но у нее есть гордость, которая вызывает уважение. Он сменил подход и мягко сказал, принимая во внимание ее личные качества:

— Отец и Анна посовещались между собой. — Пьетро сделал слабую попытку улыбнуться. — Когда же они совещаются, разумные люди спасаются бегством!

Его жалкая улыбка не нашла отклика. Глаза Оливии засветились упрямством. Это тоже вызывало уважение. Одновременно он был согласен со всем, что говорили отец и бабушка, но не мог сказать об этом Оливии после мгновений безумия, охватившего его утром. Такой близости следовало избегать любой ценой. И Пьетро сделал еще одну попытку:

— Вы должны знать, что отец уже считает вас членом семьи. Вместе с Анной они решили, — Пьетро сделал вид, что роется в памяти, подыскивая точные слова, — что такая молодая и хорошенькая женщина заслуживает достойной ее одежды.

— О небо!

У Оливии расширились зрачки и раздвинулись сочные губы. Как мог кто-то посчитать ее хорошенькой, когда на самом деле она — сама заурядность? Франко называл ее красивой, но ей казалось, возлюбленный просто был щедр на ни к чему не обязывающие комплименты. И поэтому не верила ему. И правильно делала, поскольку теперь-то известно, что он постоянно лгал!

Пьетро с силой сжал зубы, дабы не выдать своих чувств. Оливия выглядела сбитой с толку и такой ранимой, что он едва удерживался от того, чтобы протянуть к ней руки, дотронуться, убедить, что в его словах нет преувеличения. «Хорошенькая» — далеко не точный эпитет. Оливия — невероятно сексуальная женщина!

Но, сказав такое, он дал бы ей понять, что перед ней второй Франко — безумно похотливый мужик! Что делать? При одном взгляде на нее все его мужское естество мгновенно оживает и мучительно долго не успокаивается. Ему хотелось без конца любоваться обрамляющими ее лицо шелковистыми светлыми волосами, несколько легких прядей которых, прилипли от жары ко лбу, огромными чистыми серыми глазами... Слишком узкая майка обтягивала щедрое совершенство ее груди, тонкую талию, изгиб бедер, заставляющих думать о плодовитости женщины....

Зажмурившись на мгновение и шумно вдохнув, Пьетро выдавил из себя:

— София знает самые роскошные магазины, в которых семья имеет открытые счета. Пожалуйста, примите подарок, который отец желает вам сделать. Будьте снисходительны. Возможность побаловать вас доставит ему большое удовольствие. И немного успокоит мою собственную совесть.

До сих пор, если не считать отца, семья Мазини доставляла Оливии одни только огорчения. Молодая женщина неуверенно переступила с ноги на ногу. Когда Пьетро мотивировал свое предложение таким образом, у нее на миг возникло искушение уступить, хотя бы только для того, чтобы порадовать Никколо, которого успела полюбить. И все же она честно подчеркнула:

— Это будет настоящее расточительство. Я понимаю, что, находясь в вашем доме, должна хотя бы внешне соответствовать его обитателям. Но я не пробуду здесь долго. А носить модные итальянские тряпки дома вряд ли стану, они никак не подойдут к моему образу жизни. — Заметив, как закаменели его челюсти, Оливия нерешительно пробормотала: — Хотя, полагаю, их можно оставить здесь, и я смогу их надевать, когда буду привозить Тедди к дедушке.

Напоминание о том, что она все еще намерена покинуть их дом, подействовало на Пьетро как удар в солнечное сплетение. Но, по сути, в этом не было ничего особенного. Разве сам он не решил уехать отсюда в недалеком будущем? Отец заметно оживился после знакомства с мисс Добсон и своим внуком, которые, без всяких сомнений, нуждались в поддержке семьи. В конце концов, они имели на это право. Ведь маленький Тед — сын Франко.

Оливия, раздираемая противоречивыми чувствами, заметалась по комнате, обхватив себя руками. Между ее бровями залегла небольшая складка, а над короткой верхней губой выступили капельки пота.

Пьетро растерялся, заметив эти явные признаки ее огромного внутреннего напряжения. Он едва не обнял Оливию, так нестерпимо захотелось прижать ее и успокоить поцелуями, теплом ладоней, ласковыми словами... Но ему пришлось стойко сопротивляться искушению, порыву, который мог быть воспринят как презренная вспышка похотливости, единственно известным способом.

Он сжал кулаки в карманах, чтобы не схватить ее в объятия, и, холодно, растягивая слова, сказал:

— Не спешите отвергать щедрость отца. Я знаю, что ваш отказ причинит ему боль.

Сказанного должно хватить, чтобы она изменила решение, подумал он, если, конечно, Оливия настолько отзывчива, насколько недавно показалась ему.

— Сегодня вечером я должен уехать по делам и буду примерно через месяц. Пообещайте мне, пожалуйста, что останетесь и не заговорите об отъезде, пока я не вернусь.

О том, что его слова произвели на нее впечатление, свидетельствовали и ее опущенные плечи, и то, как она вдруг остановилась и принялась разглядывать собственные босоножки.

Остро ощущая нависшее напряженное молчание, Оливия боролась с противоречивыми эмоциями. Пьетро покидает виллу, и ей будет так страшно не хватать его, что у нее уже сейчас, при одной мысли об этом, заходится сердце. Но, с другой стороны, поскольку ее так влечет к нему, что одно его присутствие в комнате вызывает сексуальное возбуждение, будет гораздо лучше, если он куда-нибудь укатит. Ведь так? В его отсутствие ей будет легче пробыть здесь чуть дольше, чем она планировала.

Оливия подняла голову и, не глядя на него, нехотя промямлила:

— Хорошо, обещаю.

27